[t]SETH EMIR ANFIELD[/t]
[t2]сет эмир энфилд[/t2]
[c] [/c]

[n2]- Обнимашки? - разводит руками и улыбается своей идиотской остроте. Голубые глаза сестры округляются от удивления и она быстро отвешивает ему тяжелую пощечину, а после обнимает изо всех сил, тихо бормоча под нос, что очень скучала. She's such a cutie pie. Он приехал в Ричмонд позавчера, надеясь, что в городе, который так и не смог стать его домом, он сумеет затеряться в толпе, сумеет быть самим собой - принадлежать своим мыслям, потому что здесь его никто не знает и никому он не нужен, кроме крошечной девушки со светлыми волосами, так похожей на него самого. Всего девятьсот восемьдесят восемь километров и два года жизни друг без друга - «почему не написал мне, а? я уже начала думать, что тебя пристрелили за твой скверный характер». Да не дождешься. Раны на руках Агнес уже давно затянулись, стали шрамами, обиды забыты, а все страдания ушли обратно в тот мрак, из которого однажды возникли, но он не забыл; руки дрожат, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки от злости. Только вот кого надо поколотить этими кулаками? Самого себя, вероятно. То, что случилось, уже не исправить. Это невозможно, братик, – скажет она и отведет взгляд, чтобы не смотреть в рассерженные глаза Сета. Для него нет ничего невозможного, если он что-то вобьет себе в голову. Он ебнутый до предела.
Несмотря на то, что Агнес переехала с матерью в этот городок, когда ей было двенадцать, а Сет учился в старших классах обычной школы в Лос-Анджелесе, они довольно часто созванивались по скайпу и им этого было достаточно. Больше всего развод переживал, кажется, отец, который после случившегося полностью отдал себя работе в полиции. Тогда у Сета была единственная мечта – стать таким же офицером, как его отец, чтобы тот мог гордиться своим единственным сыном. Не случилось, правда. Все мечты рухнули под напором суровой реальности, когда какой-то психопат на глазах мальчишки нашпиговал Энфилда старшего свинцом из своего любимого пистолета. Бах-бах-бах. Три выстрела прогремели почти как один слитный звук в сознании Сета и тело черно-красной кляксой упало на землю. Он был с ним в его последнее ночное дежурство, хоть это и не положено. Отец хотел показать сыну, что значит спасать человеческие жизни, но свою спасти не сумел. Сет поклялся, что мразь, которая это сделала, будет гнить под землей на радость лос-анджелеским червям. Done.
«Помнишь Шейна? Не знаешь, где он сейчас?» Агнес отрицательно мотает головой. Они с Шейном были настоящими братьями. Он, наверное, единственный человек в его жизни, который потратил время, чтобы понять, кто Энфилд на самом деле. Мерфи часто скромничал, но знал, что такая любовь, как у Сет к нему - бессмертна. Дороги этих двоих не разошлись даже тогда, когда Сету пошел в армию. Почти сразу его подразделение перевели на Ближний Восток, на шестнадцать месяцев [Ирак, северо-восток от Багдада, авиация]. Было очень странно оказаться после полной свободы в ситуации, когда нет возможности выходить из лагеря, всюду ограничения. Чем дольше Сета находился на войне, тем больше понимал, что превращается в чудовище, равнодушного к смерти, ему было все равно, кого убивать. После такого не возвращаются обычными людьми. Даже этих чертовых трехдневных психологических разрядок в Катаре было недостаточно. Каждый новый день был из таких, с приходом которых долго пытаешься не согласиться. Но они все равно прут, неизбежные, как дежурный осмотр. И единственное, что ты можешь у них отыграть, так это относительную уверенность, что сегодня ты проснулся более-менее самим собой.
Агнес наливает в стакан выпивку и спрашивает, что изменилось в жизни брата за то время, что они не виделись. «Пару сросшихся переломов, заживающие гематомы по всему телу, мозг, на который до сих пор есть спрос, новые приятели, которые хотят расшибить мне башку и...покрепче ничего нет? Что за херню ты пьешь?»
Морщится и вытирает рот ладонью, разглядывая сестру, как будто успел позабыть, как та выглядит. Рядом с ней он другой Сет, не тот, каким привыкли видеть его влиятельные клиенты, приятели, женщины-однодневки, которых он имеет, чтобы забыться, те ублюдки в баре, которые за порошок готовы продать родную мать, не такой. Не тот, что любит пить виски, бьет кулаками в податливое людское мясо, нажимает на курок и смотрит, как взрываются от пуль кровью и мозгом черепа тех, кто нажимает на курок медленнее, а то и вовсе не успевает вытащить пистолет из-за пояса. Куда бы он не пошел, все видят в нем в первую очередь дебошира, нервного скандалиста, который способен с возмутительной небрежностью унижать, оскорблять и получать от людей то, что ему нужно. Врагов заводят не для того, чтобы целовать их в задницу, все верно.
Жизнь заставляет его вертеться, поэтому в большинстве случаев приходится выключать режим послушного и ласкового зверя и включать другой, где он – подонок, очень умный подонок и в этом даже у него нет никаких оснований сомневаться. Подонок достаточно честный, потому что пришел к этому состоянию осознанно, в трезвой памяти и светлом уме. Подонок, который разочаровался в человечестве, в своей стране, в мире тех, кто верит в правосудие, в законы, одинаковые для всех, в чувство собственного достоинства – это мир долбанных педиков, которые думают, что могут обмануть самих себя. Сет не боится смерти. Смерти боятся те, кто не умеет выдерживать давление, кто не понимает, что жизнь в принципе — лишь билет в один конец, и с поезда уже не соскочить. Мир – это все та же война и на этой войне есть всего две роли – победитель и побежденный, хищник и жертва, терминатор и куча слизи пополам с дерьмом. Осознание такой простой истины заставило его выбрать путь, где за любой просчет ты можешь получить пулю в лоб от разъяренного местного криминального авторитета за то, что смог провести его вокруг пальца. Он никогда не хотел убивать. Но здесь либо ты, либо тебя. Едва скалится и потирает разбитые костяшки пальцев. Сет ненавидит следы на своем теле — если есть след, значит пропустил удар, значит просчитался. Эстетичность его мало волнует.
«Как твоя работа? Выглядишь уставшим.» Агнес берет в руки стакан брата и делает из него глоток, моментально поджимая губы и хмуря брови. Well, it's nasty, babe. Сет был одаренным ребенком – быстро писал, быстро читал, быстро запоминал, еще быстрее считал в уме и решал задачи разной сложности, поэтому он и стал траблшутером. Когда компании нуждались в человеке, который мог бы вывести их бизнес на новый уровень и оставить конкурентов позади, они звали Энфилда и отстегивали ему за его мозги немаленькие суммы. Это было необходимо и преступным группировкам. В такой работе минута расслабления грозит летальным исходом и вот вам доказательство. Он вываливает на стол свой glock 17 и вскидывает брови, закуривая. «Я впервые просчитался». And it sucks. Сет продолжает себя винить, винить, винить. За ошибку, за смерть друга, за Сонал, за ту проклятую ночь, за ее слезы и его слабость. «Мне кажется, что я медленно схожу с ума. Агнес, я чувствую себя предателем.» Предателем после того, как переспал с женой человека, которого он был способен называть другом. Они через многое прошли вместе и смерть Дева Банерджи стала для Сет настоящим потрясением. Тоже впервые. Он не может ответить себе, почему в день похорон посчитал своим единственным спасением, таблеткой от боли, которой Сет был целиком пропитан, именно Сонал. Он чувствовал себя испачканным в крови, пока не понял, что Сонал медленно вытаскивает его из этой пропасти своей жизнерадостностью, наивностью, яркими длинными юбками, индийскими сладостями, которыми пропах их огромный дом. Своей любовью к жизни, счастьем и стойким ощущением чего-то лучшего где-то выше и вне. Своими молитвами. После смерти ее мужа, он чувствовал ответственность за нее, но не более. Ему предстояло находиться с ней рядом, терзаясь ужасным чувством вины. «О да, сестренка, это, блядь, моя жизнь. Добро пожаловать.» Она смеется и даже не думает вмешиваться. Она не лезет с советами, она не осуждает и не пытается достать мобильник, чтобы позвонить копам, она не боится, потому что знает, что Сет единственный, кто сможет защитить ее от всего мира, если это будет нужно. [/n2]